Решила притащить творчество с давнего конкурса, рассказ был выставлен на спецквест, тема которого была связана с приметами и сверхестественным.
Название: Память, отчаяние и надежды
Автор: Clyde2005 (Emily Sm-t)
Бета: нет
Размер: миди, 4176 слов
Канон: С.С. Форестер цикл книг о Горацио Хорнблауэре и экранизации
Тема: фольклор
Персонажи: «Юстиниан» и его капитан, другие канонические и оригинальные персонажи.
Категория: джен
Жанр: драма, hurt/comfort
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Не только люди, но и корабли живут воспоминаниями, болеют и страдают. Вот и с «Юстинианом» всё именно так. Он грезит о славном прошлом, а пробуждение несёт разочарование. И, кажется, нет возможности избавиться от чувства вины, нет просвета, нет будущего. Но, может, надежда всё-таки есть?
Примечание: 1) POV корабля. 2) В фанфике упомянуты известные морские приметы и предрассудки. 3) Частично AU по отношению к канону, частичный OOC некоторых персонажей. 4) Фанфик написан во многом под влиянием макси «Жить своей жизнью», упоминаются персонажи оттуда. Согласие от автора макси получено.
Размещение: только после деанона
Скачать: https://yadi.sk/d/lO4LzugTpeNWu Люди говорят, что я заранее, с момента своего рождения, был обречён. Должно быть, ещё при моём рождении, или имянаречении, или спуске со стапелей произошло нечто, предопределившее мою дальнейшую судьбу. И, увы, не только мою. Не припомню, что именно случилось: то ли при моей постройке рядом оказалась девственница, притом ещё и рыжая, то ли бутылка не сразу разбилась о мой нос при спуске на воду, то ли первое моё плавание было в пятницу, да ещё тринадцатого числа. Много лет ведь минуло с той поры, да и с памятью что-то, наверное, всё из-за проклятой болезни, которой, видимо, страдают не одни люди... Однако, какую из трёх примет не возьми, каждая из них – к несчастью. Правда, обычно в подобных случаях корабли идут ко дну, не выдержав шторма или получив пробоины в бою, садятся на мель либо разбиваются о скалы. А может, сгорают или взрываются. Конечно, это страшно и больно… однако сейчас я молю о подобной судьбе. Уж лучше так, чем гнить, всеми забытому, в этом проклятом Спитхэде!
И ладно я – мои страдания не так важны. Но до чего же больно мне смотреть на капитана, слышать надрывный кашель, будто он собрался выкашлять свои лёгкие, видеть, как быстро и как резко постарел этот человек – скорее не от возраста, а от тяжкой болезни, – как с каждым днём он всё больше горбится и слабеет, как он подносит к губам платок – красный, чтобы никто не заметил пятен крови. Говорят, от чахотки умирают… по крайней мере, если её не лечить. И я знаю, мистер Кин пытается, однако не может исцелиться, всё тщетно. О, если бы мне было под силу помочь ему! Я, наверное, что угодно отдал бы за это. Но, увы, бессилен! Приходится взирать на его мучения и терзаться от невозможности помочь. Да я ведь и сам умираю! Впрочем, если меня прокляли с рождения, лучше бы я погиб сразу, как сошёл со стапелей. Моя вина – мне и расплачиваться. Капитану-то за что страдать?
А ведь раньше было не так. Даже после моего спуска на воду, пусть и не самого удачного, ничто не предвещало горя. Я подумал: «Наверное, и нет проклятья». А ещё мною владело чувство гордости за собственное имя. Меня ведь нарекли в честь прославленного императора. И изо всех линейных кораблей я хоть и не самый крупный, но и не мелкий. А мои семьдесят четыре пушки – достаточно грозная сила. И с виду я был хорош, даже красив. Да и капитан, которому я был преподнесён в дар его дальним родственником, достался мне отнюдь не самый худший. Конечно, уже не молодой, а дерзость и острота языка вредили его карьере. Однако меня и сейчас восхищают его ум и трезвость суждений, а тогда – ещё и энергичность! Казалось, ничто его не сломит, он одолеет всё. А вспомнить, как мы славно сражались! Пусть время моего появления на свет оказалось мирным, но ведь доводилось часто сопровождать то вест-индские, то ост-индские суда, а они в любой момент могли бы стать лёгкой добычей для каперов или просто пиратов, которым всё равно, за счёт кого поживиться. Так что во мне часто была надобность. Ну и нагоняли же мы с мистером Кином страху на врагов! Славное было времечко… Теперь вижу всё это лишь во сне. Хоть век не просыпайся! И я знаю, капитан желает того же. Только воспоминания у него и остались – более ничего. Но для чего нам всё это помнить? Иногда кажется, лучше бы потерять память или рассудок – меньше мучений. Вот только, лишись мы воспоминаний, не останется вообще ничего, что могло бы ещё удержать нас на этом свете. Прямо как у изувеченных бывших морских офицеров в потрёпанной форме, одноруких или одноногих, иногда и вовсе безногих! В дни моей юности я видел в порту этих ветеранов былых войн – и сердце обливалось кровью. Когда-то они совершали подвиги, прославляя свою родину, а позже – всеми забыты. И лишь память о былой славе ещё поддерживала в них жизнь. Не думал я, что и мы с капитаном однажды им уподобимся.
А когда-то мы оба были безумно счастливы! И всё благодаря миссис Кин. Говорят, женщина на корабле – к несчастью. Но только не она! Во-первых, кто бы за неё дрался, если большинство по званию намного ниже её мужа, а другим она годилась в матери? Во-вторых, она и была для всех и для меня матерью – нежной, заботливой, любящей.
Вспоминаю её взрослого сына – Реджинальда Кина, бравого лейтенанта. Правда, он служил на другом корабле, но у капитана, который был почти что братом моего. Иногда лейтенант Кин поднимался ко мне на палубу. А в Портсмуте на пристани я видел его жену. Рыжую. Вроде тоже к несчастью. Но на борт она не поднималась, кроме того, не приносила мужу и свёкру ничего, кроме радости. А два маленьких мальчика, которых она брала с собой, – само очарование! Жаль, давно уже не видно ни их, ни их матери. А ведь, если бы только они пришли, быть может, мой капитан и поправился бы.
Вот думал я о лейтенанте Кине – и припомнил ещё одного капитанского сына, тоже лейтенанта. Последнего – даже больше. Он ведь некоторое время на мне служил, да и потом навещал меня. Хотя, если быть точным, мистеру Кину он не родной по крови и даже не англичанин. Его послали к нам учиться, а сам он из далёкой и огромной страны, у которой, как многие считали, лишь недавно появился собственный флот. Хотя иные корабли мне рассказывали, что слышали от более древних, а те – от ещё более древних, а те… в общем, что аж при королеве-девственнице заходили к нам корабли этой державы. Правда, потом она лишилась моря – пока царь Пётр Великий не вернул ей его. Спитхэд, как ни странно, помнит и российского государя, и то, как состязались при нынешней правительнице России русские и английские моряки. Видел и я, в том числе и не так давно, заходившие сюда военные корабли этой страны под белым флагом с синим косым крестом. Как же я им завидовал! Ведь они в Спитхэде ненадолго. Снимутся с якоря и вернутся к себе. А я тут гнию!
До чего же сыновья капитана не похожи друг на друга! Родной по крови – черноволосый и зеленоглазый, у второго, который служил на мне, глаза синие-синие, а волосы золотистые, на солнце даже казались рыжими. Сейчас, как наяву, вижу обоих. Только вот второй уже несколько лет не появлялся, я едва не решил грешным делом, что позабыл он нас. А знает же, как мы с капитаном его любим! А первый… даже думать не хочется – слишком больно.
Остался ли на мне с прежних времён ещё кто-то, кому симпатизирую я и кто привязан ко мне и капитану? Да, есть. Это мистер Кристиан Клейтон, один из мичманов. Говорят, не от мира сего. Особенно теперь. Но меня тронуло, что я ему дорог, хотя попал-то он сюда в наказание. А звуки его скрипки меня и вовсе покорили! Иногда хочется, чтобы они звучали вечно, ведь без них жизнь была бы совсем беспросветной.
А напрасно я не верил в проклятье! И ладно, если бы оно пало на меня одного! Так мистер Дэниэл Эклстон, первый лейтенант, лишился жены и изменился не в лучшую сторону. Сначала мне было его жаль. А теперь… Не люблю я его. Какая он опора для капитана? Давно ко всему безразличен! Ну не убили же никого – значит, можно и успокоиться. А на то, что и без этого в мичманской настоящий ад, ему наплевать. И Гарольд Чедд, второй лейтенант, такой же.
Впрочем, о них думать не хочется. Совсем. А о капитане – другое дело. Но больно. Больно, потому что знаешь: твоё проклятие пало на него. На человека, который мне как отец родной, если у кораблей бывают отцы. Сначала умерла миссис Эмили Кин. И от чего – от чахотки! Я не слишком разбираюсь в болезнях людей, но кое-что слышал… Так вот, не вяжется чахотка с такой весёлой, радостной и пышущей здоровьем женщиной! Нелепость. Но это правда! И как быстро сгорела! Мой капитан овдовел, а я осиротел. Потом – беда за бедой, смерть за смертью. Сначала гибнет друг мистера Кина, затем – единственный родной сын. Невестка с внуками куда-то пропала. А после к капитану тоже привязалась чахотка. И убивает его медленно и мучительно. Должно быть, я сам болен. Пусть говорят, что корабли не могут заражаться от людей!
А потом – вспоминать тошно. Всё куда-то покатилось… Не знаю, кто принял такое решение и зачем. Но меня не разобрали на дрова, не превратили в баржу, а оставили здесь, на рейде в Спитхэде. И оставили на мне людей – конечно, тех, кто не сбежал, не перевёлся на другие корабли или не покинул флот. А мистер Кин по-прежнему командует мною и всеми на мне. Не понимаю, почему так решили. Может, из жалости. Или по старой памяти. Или в насмешку.
Сколько уже я тут стою? Год? Два? А кажется – целую вечность! Мои паруса успели забыть, когда в последний раз наполнялись ветром. Мои пушки, что метко разили врагов, заржавели. В моём трюме как будто бы небольшая течь – и никто не заделывает. Всё трещит и понемногу разваливается. Даже дверь в капитанской каюте на честном слове держится…
Вот, опять я вспомнил о капитане. За что ему-то моё проклятье? О, если бы корабли могли плакать, я рыдал бы от душевной боли. Тень от себя самого! А ведь какими ясными раньше были его голубые глаза, как они сияли, какие искры можно было иногда в них заметить! Теперь же я в них вижу только усталость и боль. Лишь иногда там промелькнёт что-то прежнее, но до чего же это похоже на последний яркий отблеск свечи перед окончательным угасанием! И почему мистер Кин, ещё недавно энергичный, полный сил, превратился в старую развалину? А как изменился голос капитана, звучавший раньше так громко и звонко! И неужели всего несколько лет назад этот человек столь блестяще сражался, столь чётко отдавал приказы и сам проводил дерзкие операции? Впрочем, и я, зная себя теперешнего, с трудом верю, что когда-то был иным.
Странно, но иногда, ловя на себе взгляд мистера Кина, я вдруг понимаю, что ум его всё так же остёр, что дух его не угас и томится в дряхлеющем теле, не находя выхода, – как и у меня. И как часто читается в глазах капитана чувство вины передо мной! Хотя разве он виноват? Это я, всё я! О, если бы это спасло мистеру Кину жизнь, пусть бы меня сожгли, потопили, сделали плавучей тюрьмой или ещё чем, я на всё согласен!
Боже, он опять закашлялся, приложил к губам платок… А я ведь помню, как всё началось. Капитану в тот день дурные вести пришли. Напрасно я думал, что второй сын его забыл. Вот только… Говорили, что и он ушёл в Вечность. Потом оказалось, кто-то ошибся. Но у мистера Кина с тех пор пятна крови на платке.
После стало ещё хуже. Раньше капитан во всё вникал, за всем следил, и никогда не было на мне беспорядка. А стоило ему ослабеть – разлад начался. Лейтенанты здоровы, но толку от них никакого. Матросы и морские пехотинцы без присмотра совсем от рук отбились. Юнги прятались на пушечной палубе и всех дичились. Кок подворовывал. А в мичманской…
Там, конечно, разные люди попадались. И лишь немногие мне были симпатичны. Мистер Клейтон, например, он ведь всех жалеет и о капитане так заботится. Да ещё, пожалуй, совсем юные Фрэнк Эклстон и Хэнк Орчард. Остальные – так себе. Мистер Хэзер и мистер Кливленд то ли ничего не смыслили, то ли прикидывались дурачками. И вроде не злобные, но, если кто-то их заставлял, могли и пакость какую сделать. Мистер Смит и мистер О’Брайен вообще ото всего в стороне держались, будто их не касалось. Но их не за что было ненавидеть. А вот мистера Симпсона…
И откуда только он свалился на нас? Как его на меня занесло? Ведь мы с капитаном тогда ещё другими были. Это сейчас кого попало к нам отправляют. А раньше… Не понимаю. Только сидел сначала этот Симпсон тише воды, ниже травы. Но почувствовал, что мистер Кин болен, а мистер Эклстон и мистер Чедд ни за чем не следят, бездействуют, – и показал свою тёмную сущность. Сколько всего натерпелись от него товарищи по мичманской! И ведь как изощрённо он издевался над ними, как всех изводил! Хорошо ещё, никто не пошёл топиться в Спитхэде. Иногда хотелось, чтобы от меня отвалилась какая-нибудь доска да и стукнула бы этого Симпсона по голове – пусть знает, как других обижать! Но даже на такое я был не способен, и мечты оставались лишь мечтами. А способен ли я вообще хоть на что-то, кроме как бессильно взирать на чужие мучения?
Впрочем, зря я говорил, будто лишь три мичмана мне нравятся. Есть ещё трое. Один появился здесь меньше года назад, двое других – вообще совсем недавно. Причём, увидев первого, я решил было, что вернулся названный сын капитана. Но нет, у того волосы только казались рыжими, у этого же – были. Говорят, ещё одна плохая примета, если вовремя с ним не поздороваться. Только разве мог бы принести кому-то несчастье Арчи Кеннеди (так звали новичка)?! Нет, напротив, с ним всё на мне как будто озарилось солнцем, он умудрялся радоваться жизни и дарить радость другим.
Увы, причём вопреки примете, не везло самому мистеру Кеннеди. Вернее, сначала он был на хорошем счету у капитана, сумел его порадовать, получил ответственное задание. Только потом Симпсон за него взялся. Что сделал, а главное, что хотел сделать, не знаю. Но после этого у бедного Кеннеди припадки начались. Не постоянно, к счастью, а лишь от этого Симпсона, но всё же… И пусть говорят, что у кораблей нет сердца – у меня оно сжималось при виде страданий юноши! А он меня возненавидел, кажется. И «Чистилище» я у него, и «Трясина Отчаяния»! Обидно, но ведь Кеннеди прав – именно в это я и превратился. И его желание поскорее сбежать на другой корабль, если не начнётся война и я не пойду в бой, можно было понять, пусть это так тяжело и больно...
А вот ещё двое новичков, как ни странно, привязались и ко мне, и к капитану. Притом что общего у них только возраст, во всём остальном сходства не было. Первый – Горацио Хорнблауэр – оказался сыном врача, пытавшегося вылечить мистера Кина. Странно, но мне этот юноша и Арчи Кеннеди отчего-то напоминали родного и названного сыновей капитана. Хотя Хорнблауэр как-то не сильно походил на покойного Реджинальда Кина – угловатый, нескладный, худющий, замкнутый, боящийся высоты и страдающий от морской болезни. И всё же в его чёрных глазах читалось нечто знакомое. А ещё в его характере как-то сочетались любопытство, осторожность, дальновидность и смелость, даже дерзость. Капитана Хорнблауэр покорил блестящими знаниями в математике, меня же – тем, что не только сам пытался противостоять Симпсону, но и защищал от него других. И от Кеннеди не отвернулся, даже увидев припадок. А как сильно этот юноша хотел остаться на флоте! Я восхищался им, однако с горечью понимал: он ведь достоин хорошего корабля, а не такой развалюхи.
Другого новичка вообще непонятно каким ветром занесло сюда. Он, по чести, заслужил бы даже не прекрасного корабля, а целой эскадры. Хотя… Одна причина всё-таки была: юноша оказался младшим братом названного сына моего капитана. И я сперва решил, что передо мной этот самый названный сын и есть, уж больно похожи внешне и характером. Потом понял: ошибся. Тот был лейтенантом, недавно стал капитаном, а этот – пока только мичман.
Наблюдал я за последним новичком – и недоумевал: все русские таковы, или только нам с капитаном на таких везёт?! Аристократ – а так легко нашёл общий язык со многими в мичманской, независимо от их происхождения! Особенно почему-то с Хорнблауэром, Кеннеди, Клейтоном и юными Фрэнком и Хэнком. «Пороховых мартышек» – маленьких подносчиков пороха – выучил даже тому, что им обычно знать не полагается. И они не только осмелели, но и за ним везде ходят и восхищённо глядят на него. А как он проучил Симпсона и его приспешников! Наконец-то на них управа нашлась!
Но что тронуло меня до слёз (хотя многие скажут, что у корабля и глаз-то нет – откуда взяться слезам?), так это забота русского мичмана о мистере Кине. Один раз прибежал на помощь, когда капитану стало плохо, а потом ухаживал за ним, словно родной сын и сиделка одновременно, кормил его, лекарства какие-то давал, ободрял, как мог. И ко мне с добром отнёсся, порядок здесь старался навести. Кое в чём преуспел. Я даже понадеялся, что постепенно перестану быть «Трясиной».
Удивительно, но с появлением этого русского, назвавшегося Эрроу, как и его брат (я знал обоих под такой фамилией, хотя не уверен, что она настоящая), жизнь здесь стала ещё радостнее и светлее, чем с прибытием Кеннеди. Помню заразительный смех, разучивание танцев. Припоминаю и то, как мистер Эрроу со всеми друзьями по мичманской, кроме слишком юного Орчарда, отправились куда-то на берег (говорили, на бал. Не знаю, что это, но, должно быть, что-то очень весёлое) и вернулись такими счастливыми! Потом, увы, не обошлось без происшествий, но как-то легче стало всё переносить.
***
А юный Эрроу всё-таки удивительный человек! Мало того, что благородством и искренней заботой о капитане так походит на своего старшего брата. Он однажды поразил меня до глубины души. Одно дело – помогать соотечественникам или близким людям. Но вступиться за Симпсона – своего врага, а потом выхаживать его, стараться понять и перевоспитать – это мне непонятно. Однако, наверное, так и надо поступать.
Вспомнилось ещё: у нас чуть дуэль не случилась. Симпсон-то, прежде чем в драке пострадать, умудрился, кажется, чем-то задеть юного Хорнблауэра. А тот возьми да и вызови его! Правда, мистер Клейтон всполошился, за друга испугался и запер его где-то в моём трюме, а сам вместо него пошёл стреляться. Какое счастье, что оба дуэлянта вернулись живыми и без единой царапины! Не знаю, как так вышло, но, должно быть, без русского мичмана не обошлось. А тот ведь дальше пошёл и стал не только перевоспитывать мистера Симпсона, но и заниматься с ним. Неужели тот наконец сумеет сдать экзамен на лейтенанта? И что же эти русские с людьми делают?! Симпсона не узнать! Где прежний тиран, державший в страхе почти всю мичманскую? Совсем другим стал. А может, раньше был, пока жизнь его жестоким не сделала, и с помощью мичмана из России вернулся к истокам? И такого его совсем не хочется ненавидеть.
А скоро судьба моя круто переменилась. Лягушатники казнили своего короля, и их новое правительство объявило Британии войну. Я ликовал: неужели наконец и во мне будет надобность? О, как я рвался в бой, как жаждал его! Наконец-то мои семьдесят четыре пушки перестанут ржаветь и откроют огонь по врагу! Пусть даже меня сразу сожгут или потопят – неважно. Лучше пасть в битве, храбро сражаясь, чем прозябать в Спитхэде! Почему-то я был уверен, что мистер Кин думает о том же.
Увы, всё случилось не так. В мою мичманскую влетел радостный Кеннеди и сообщил… На корабле почти никого не останется, бОльшую часть переводят на другие. А он и его два друга отправляются на «Неутомимый». Подумать только, «Неутомимый»! Его капитан, сэр Эдвард Пеллью, намного моложе моего, здоров и полон сил и не давал своему кораблю и своим людям прозябать даже во время вынужденного бездействия между войнами. Мне об этом другие корабли рассказывали. И сам «Неутомимый» под стать командиру – красавец фрегат, мощный, быстрый, проворный! Достойное место службы для троих молодых и перспективных будущих офицеров. Я понимал, почему Кеннеди так рвался туда. Здесь-то он мало хорошего видел. И это моя вина. Но что было поделать мне с завистью и обидой?!
А Хорнблауэра и Эрроу сложно понять. Заявили мистеру Кину, что останутся здесь! Я был несказанно обрадован. А с другой стороны… Безумцы! Хорошо, что им так дорог мой капитан. Но предпочесть «Трясину» прекрасному фрегату?! Отказаться от радужных перспектив? Видимо, и мистер Кин тоже не хотел подобной жертвы, потому что пообещал: если не перейдут на «Неутомимый» добровольно, он их силой спровадит!
Потом ещё новость – Крис Клейтон останется здесь. Какое счастье! Я ведь так к нему привязался, так его полюбил! И он меня тоже. Только почему капитан решил разлучить друзей? Может, чтобы помочь Крису жить своей жизнью, а не жертвовать своим будущим во имя младших товарищей? Разумно. Однако как же тяжело было расставаться друзьям! Но они поклялись навечно сохранить дружбу, куда бы их не раскидала судьба. А незадолго до отплытия в моём трюме произошло важное событие – все четверо стали братьями.
День отъезда… Как такое забудешь? Суета, суматоха. Везде мичманские, матросские и прочие сундучки, ещё какие-то вещи. А сколько в Спитхэде кораблей! Давно столько не было! Линейные, фрегаты, более мелкие. И все выглядят гораздо лучше меня, гораздо здоровее! Первый лейтенант отдаёт распоряжения о погрузке в шлюпки. И вот одна группа покидает меня, вторая, третья… Мистер Клейтон обнимается с друзьями. Кому из них надо на «Неутомимый», кому – ещё куда-то. Увидятся ли они? Надеюсь, да. И мистер Симпсон отбывает. Причём не на тот же корабль, куда направили Хэзера с Кливлендом. Мистер Кин отослал бывшего мучителя туда, где тот сможет принести пользу себе и флоту. Никогда не думал, что будет жаль расставаться с Симпсоном. И когда я только успел к нему привязаться? Что со мной творится?
А с первым лейтенантом что? Таким любящим и заботливым я его давненько не видел! С момента смерти жены он будто забыл, что у него есть сын, ещё недавно сам его чурался и других, кроме маленького Хэнка, от него отгонял. Мне так жаль Фрэнка было, но что я мог? Как мне было повлиять на мистера Эклстона? А русский мичман смог каким-то образом. И ещё предстоящая разлука, наверное, подействовала. Как тронуло мою душу то, что оба Эклстона стояли на палубе, крепко обнявшись, и не размыкали рук, пока не прозвучал сигнал!
И вот, почти все покинули меня. Остались лишь капитан, оба лейтенанта, мичман Клейтон, несколько матросов и ещё кто-то. Что дальше – неясно. Будущее туманно.
Вдруг – радостное известие! Мистер Кин позаботился обо мне. Меня отправят на несколько месяцев в сухой док, где полностью отремонтируют, а потом укомплектуют! Значит, не пройдёт и года – и снова в бой! Какая радость!
Но почему первый лейтенант вышел такой хмурый и весь красный? И зачем капитану срочно понадобилась гичка? Нет, только не это! Мистер Кин решил отправиться на берег, а свои обязанности возложить на старшего помощника. У меня сердце сжалось от дурного предчувствия: капитан не отдыхать отправляется, а умирать! Он бросает меня! Я никогда-никогда больше его не увижу! Ведь вне службы он не захочет цепляться за жизнь. Почему мистер Кин так жесток со мной? Зачем мне выздоравливать, если его не будет?!
Я слышал и видел весь разговор капитана с мичманом Клейтоном. И мне на мгновение показалось: передо мной прежний мистер Кин. Но как же он потом весь сгорбился, да и в гичку еле спустился! Я смотрел на Криса: у него по щекам бегут слёзы, плечи подрагивают. И прекрасно я его понимал! У самого сердце готово было разорваться.
А Клейтон лишь неделю спустя вырвался на берег – мистер Эклстон, который теперь за капитана, раньше не давал ему увольнительную (мистер Кин так приказал). Я знал, куда он направился, и так надеялся, что ему удастся застать капитана живым, что ещё не поздно. Самому мне туда бы не добраться было.
Мичман вернулся сюда быстро. Один. У меня так и ёкнуло сердце. Неужели?.. Однако нет, новость обнадёживала. Да, мистера Кина дома не оказалось. Но лишь потому, что внезапно приехал из России его названный сын вместе с врачом и увёз на своём корабле в место под названием Таврида, или Крым. По слухам, там климат целебный, сам воздух лечит. Нет, Эрроу-старший никогда не забывал своего второго отца! И как я только посмел усомниться в его любви к капитану?! Лишь бы успели… Да, корабль у русского вельможи быстроходный, не чета мне, но достаточно ли у мистера Кина сил? И я слезно молился, чтобы не опоздали, чтобы добрались до этой Тавриды. Пусть даже больше не встретимся – только бы выжил!
***
А кто же потом поднялся ко мне на борт? Такой суровый, властный и разгневанный! А ведь его лицо мне было отчасти знакомо. Отец одного из мичманов! Как же он напустился на обоих моих лейтенантов: мол, и беспорядок на корабле развели, и честь мундира опорочили, и прочее и прочее! Те как пришибленные. Жаль их. Но и они, и я чувствовали не только его правоту, но и его право распекать их. И, как ни странно, это помогло прорасти тем добрым зёрнам, которые были заронены уже в души обоих.
После я снялся с якорей! Наконец-то! Пусть дорога до места ремонта была короткой, всё равно хоть какая-то свобода.
Затем… Что же чувствовал я все долгие месяцы в сухом доке? Это даже с операцией, проведённой раненому, не сравнить. Скорее, умираешь и воскресаешь, как птица Феникс! И до чего же хочется быстрее в бой! Но приходится набраться терпения.
А тут – нечаянная радость! Мистер Кин-то уже в Крыму! И Реджи – он жив! Говорят, память потерял и не мог дать о себе знать. А как всё вспомнил – вернулся. Слава Богу, удалось мне до этого дожить! Не пройдёт и года – увижу и лейтенанта Кина, и его жену, и деток. Их у него теперь трое. А капитан-то как обрадуется! И такие вести скрашивали мне ожидание.
Потом – ещё приятные новости. У моих любимых мичманов всё хорошо. А Клейтон однажды предстал передо мной в новенькой лейтенантской форме. Как она ему идёт! И ведь заслужил, давно пора. Мой капитан обрадуется, как узнает.
Вернее, мистер Кин теперь не командует мною. Капитаном сделали Дэниэла Эклстона, первым лейтенантом – Гарольда Чедда. Как ни странно, я рад, ведь их не узнать – изменились к лучшему!
А вот наконец я отремонтирован! Чувствую себя даже не оправившимся после тяжёлой болезни, а заново родившимся! Будто только со стапелей. И здесь вновь многолюдно, и вновь я готов к бою! Берегитесь, лягушатники!
И как нельзя кстати – письмо от мистера Кина. Он жив и почти здоров, а всё благодаря русским! Стыдно, конечно, что в своей стране о нём забыли, а в чужой – позаботились. Главное, с ним всё хорошо и он хочет всех видеть. В том числе и меня!
Какая удача! Капитану Эклстону Адмиралтейство поручило отправиться с бумагами в Севастополь. Говорят, это одна из российских морских баз, и она в Крыму! Боже, неужели скоро я увижу мистера Кина?! Я с ума сойду от радости!
И это всё значит, что никогда не стоит терять надежду и что проклятье можно преодолеть, если есть на то воля Всевышнего и люди, которые никогда не бросят в беде.
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
